Шершавая труба - Хуебесы
текст песни
14
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Шершавая труба - Хуебесы - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Начнём. У меня есть топор,
Топору сто лет
Этим топором всех рубил мой дед.
Сейчас он врезался, брошенный дедом в косяк
Дверной
В миллиметре от моей головы
Дурной.
Не очерченного лба.
А я погружаюсь в реалии жизни до самого дна.
Глубокого, жидкого дна.
Пирога- говна.
Дай на похмел- рукав теребит алкаш,
Что ему, на губу иль пятака за рассказ не дашь?
Воевали в Сирии, а может быть в Афгане.
Сержанта одного убили, а может и посмертно дали
Красную звезду
Звезду- пизду.
Променять на яжку,
Вялым хуем обоссать старую тельняшку.
Я в ваших приличиях ни гугу, ни бельмеса,
Но это уже сугубо мои хуебесы.
Помню, как прятались в сраном подвале,
Как деды накатывали, дети воевали,
Дети доедали,
Да могилки хомячкам споенным копали,
Как просили жирную в проссаном ларьке.
Бонда с пивом в маленьком кульке.
Со слезами мамкиными свой дрочливый крах,
С пиздюлями батиными первородный страх.
Я в ваших условностях ни гугу, ни бельмеса.
Но это уже сугубо мои хуебесы.
Я видел агитки в сортирах, ПТУ или завод,
Тряси хуями,
дерись блядями,
честной народ!
Дальше пойдём без рифмы, мне лень.
Я мог бы исполнить вам полную пиздостраданий
Песню о бабах-шлюхах и фонарике- солнце,
Но мне лень, я пьян, я удолбан дешёвым насваем,
Историями, вроде «Однажды в Саранске
Случился самосуд на заводе асфальтовом»,
Низкопробным дерьмищем мой мозг переполнен,
Мой талант зарыт в землю
Благополучно, созвучно
Похоронному маршу того Мендельсона,
Который второй уже день умирает от ран
Нанесённых шприцом в оголённое тело
В своей коммунальной квартире над нами,
В подвале гремящими трубами, мозгами.
А индустриальное небо свалилось на землю,
На грешную, нежную, смежную,
Кормящую хлебом от мала до деда,
Проституток и наркоманов,
Ментов и ебланов,
Свалилось то небо, ох и ёбнулось дай дороги,
Когда я допел эскимосскую песню,
Про то, как я вижу и пою.
Эту белую бесконечную песню,
Бескрайнюю эскимосскую песню
О бравом и мёртвом товарище Шульце,
Вот собственно это и так.
Я в вашем смысле ни гугу, ни бельмеса,
Но это уже сугубо мои хуебесы.
Топору сто лет
Этим топором всех рубил мой дед.
Сейчас он врезался, брошенный дедом в косяк
Дверной
В миллиметре от моей головы
Дурной.
Не очерченного лба.
А я погружаюсь в реалии жизни до самого дна.
Глубокого, жидкого дна.
Пирога- говна.
Дай на похмел- рукав теребит алкаш,
Что ему, на губу иль пятака за рассказ не дашь?
Воевали в Сирии, а может быть в Афгане.
Сержанта одного убили, а может и посмертно дали
Красную звезду
Звезду- пизду.
Променять на яжку,
Вялым хуем обоссать старую тельняшку.
Я в ваших приличиях ни гугу, ни бельмеса,
Но это уже сугубо мои хуебесы.
Помню, как прятались в сраном подвале,
Как деды накатывали, дети воевали,
Дети доедали,
Да могилки хомячкам споенным копали,
Как просили жирную в проссаном ларьке.
Бонда с пивом в маленьком кульке.
Со слезами мамкиными свой дрочливый крах,
С пиздюлями батиными первородный страх.
Я в ваших условностях ни гугу, ни бельмеса.
Но это уже сугубо мои хуебесы.
Я видел агитки в сортирах, ПТУ или завод,
Тряси хуями,
дерись блядями,
честной народ!
Дальше пойдём без рифмы, мне лень.
Я мог бы исполнить вам полную пиздостраданий
Песню о бабах-шлюхах и фонарике- солнце,
Но мне лень, я пьян, я удолбан дешёвым насваем,
Историями, вроде «Однажды в Саранске
Случился самосуд на заводе асфальтовом»,
Низкопробным дерьмищем мой мозг переполнен,
Мой талант зарыт в землю
Благополучно, созвучно
Похоронному маршу того Мендельсона,
Который второй уже день умирает от ран
Нанесённых шприцом в оголённое тело
В своей коммунальной квартире над нами,
В подвале гремящими трубами, мозгами.
А индустриальное небо свалилось на землю,
На грешную, нежную, смежную,
Кормящую хлебом от мала до деда,
Проституток и наркоманов,
Ментов и ебланов,
Свалилось то небо, ох и ёбнулось дай дороги,
Когда я допел эскимосскую песню,
Про то, как я вижу и пою.
Эту белую бесконечную песню,
Бескрайнюю эскимосскую песню
О бравом и мёртвом товарище Шульце,
Вот собственно это и так.
Я в вашем смысле ни гугу, ни бельмеса,
Но это уже сугубо мои хуебесы.
Let's start. I have an ax
Topor for a hundred years
This ax was chopped by my grandfather.
Now he crashed, thrown into his grandfather into a jamb
Door
A millimeter from my head
Bad.
Not outlined forehead.
And I plunge in the realities of life until the bottom.
Deep, liquid bottom.
Pies- shit.
Give me a hangover- a sleeve is tasting a drunk,
What can you give him, you won’t give a pyatak for a story?
They fought in Syria, or maybe in Afghanistan.
The sergeant of one was killed, and maybe it was posthumously given
Red Star
Star- pussy.
Exchange for the box,
Discard the old vest with a sluggish dick.
I am in your decency neither Gugu nor Belma,
But these are already purely my huebes.
I remember how they hid in a shabby basement,
As grandfathers rolled, the children fought,
Children ate
Yes, the grains of hamsters were dug up,
As they asked for fat in the visible stall.
Bond with beer in a small cat.
With Mamkin's tears, their jerking crash,
With the Batin pussy original fear.
I am in your conventions neither Gugu nor Belmes.
But these are already purely my huebes.
I saw agitates in toilers, vocational schools or plant,
Shaking with dicks,
Fing out whores
Honest people!
Then let's go without rhyme, I'm too lazy.
I could fulfill you full of fucker
The song about the women-shits and the flashlight is the sun,
But I'm too lazy, I'm drunk, I am uddolban cheap,
Stories like “Once in Saransk
A self -toned at the Asphalt factory happened ",
My brain is full of low -grade shit,
My talent is buried in the ground
Safely, consonant
The funeral march of that Mendelssohn,
Which is the second day already dies of wounds
Syringe into a naked body
In your communal apartment above us,
In the basement with rattling pipes, brains.
And the industrial sky fell to the ground,
On sinful, tender, adjacent,
Feeding bread from small to grandfather,
Prostitutes and drug addicts,
Cops and eblanov,
That heaven fell, oh and fucked the roads,
When I finished the Eskimos song,
About how I see and sing.
This white endless song
The endless Eskimos song
About the brave and dead comrade Schulce,
This is actually this.
I am in your sense neither gugu nor Belma,
But these are already purely my huebes.
Topor for a hundred years
This ax was chopped by my grandfather.
Now he crashed, thrown into his grandfather into a jamb
Door
A millimeter from my head
Bad.
Not outlined forehead.
And I plunge in the realities of life until the bottom.
Deep, liquid bottom.
Pies- shit.
Give me a hangover- a sleeve is tasting a drunk,
What can you give him, you won’t give a pyatak for a story?
They fought in Syria, or maybe in Afghanistan.
The sergeant of one was killed, and maybe it was posthumously given
Red Star
Star- pussy.
Exchange for the box,
Discard the old vest with a sluggish dick.
I am in your decency neither Gugu nor Belma,
But these are already purely my huebes.
I remember how they hid in a shabby basement,
As grandfathers rolled, the children fought,
Children ate
Yes, the grains of hamsters were dug up,
As they asked for fat in the visible stall.
Bond with beer in a small cat.
With Mamkin's tears, their jerking crash,
With the Batin pussy original fear.
I am in your conventions neither Gugu nor Belmes.
But these are already purely my huebes.
I saw agitates in toilers, vocational schools or plant,
Shaking with dicks,
Fing out whores
Honest people!
Then let's go without rhyme, I'm too lazy.
I could fulfill you full of fucker
The song about the women-shits and the flashlight is the sun,
But I'm too lazy, I'm drunk, I am uddolban cheap,
Stories like “Once in Saransk
A self -toned at the Asphalt factory happened ",
My brain is full of low -grade shit,
My talent is buried in the ground
Safely, consonant
The funeral march of that Mendelssohn,
Which is the second day already dies of wounds
Syringe into a naked body
In your communal apartment above us,
In the basement with rattling pipes, brains.
And the industrial sky fell to the ground,
On sinful, tender, adjacent,
Feeding bread from small to grandfather,
Prostitutes and drug addicts,
Cops and eblanov,
That heaven fell, oh and fucked the roads,
When I finished the Eskimos song,
About how I see and sing.
This white endless song
The endless Eskimos song
About the brave and dead comrade Schulce,
This is actually this.
I am in your sense neither gugu nor Belma,
But these are already purely my huebes.