Audiobook - Charles Dickens - A Christmas Carol - Stave 2
текст песни
25
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Audiobook - Charles Dickens - A Christmas Carol - Stave 2 - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Stave 2: The First of the Three Spirits
When Scrooge awoke, it was so dark, that looking out of bed, he could scarcely distinguish the transparent window from the opaque walls of his chamber. He was endeavouring to pierce the darkness with his ferret eyes, when the chimes of a neighbouring church struck the four quarters. So he listened for the hour.
To his great astonishment the heavy bell went on from six to seven, and from seven to eight, and regularly up to twelve; then stopped. Twelve. It was past two when he went to bed. The clock was wrong. An icicle must have got into the works. Twelve.
He touched the spring of his repeater, to correct this most preposterous clock. Its rapid little pulse beat twelve: and stopped.
"Why, it isn't possible," said Scrooge, "that I can have slept through a whole day and far into another night. It isn't possible that anything has happened to the sun, and this is twelve at noon."
The idea being an alarming one, he scrambled out of bed, and groped his way to the window. He was obliged to rub the frost off with the sleeve of his dressing-gown before he could see anything; and could see very little then. All he could make out was, that it was still very foggy and extremely cold, and that there was no noise of people running to and fro, and making a great stir, as there unquestionably would have been if night had beaten off bright day, and taken possession of the world. This was a great relief, because "three days after sight of this First of Exchange pay to Mr. Ebenezer Scrooge or his order," and so forth, would have become a mere United States' security if there were no days to count by.
Scrooge went to bed again, and thought, and thought, and thought it over and over and over, and could make nothing of it. The more he thought, the more perplexed he was; and the more he endeavored not to think, the more he thought. Marley's Ghost bothered him exceedingly. Every time he resolved within himself, after mature inquiry, that it was all a dream, his mind flew back again, like a strong spring released, to its first position, and presented the same problem to be worked all through, "Was it a dream or not?"
Scrooge lay in this state until the chimes had gone three quarters more, when he remembered, on a sudden, that the Ghost had warned him of a visitation when the bell tolled one. He resolved to lie awake until the hour was past; and, considering that he could no more go to sleep than go to Heaven, this was perhaps the wisest resolution in his power.
The quarter was so long, that he was more than once convinced he must have sunk into a doze unconsciously, and missed the clock. At length it broke upon his listening ear.
"Ding, dong!"
"A quarter past," said Scrooge, counting.
"Ding dong!"
"Half past!" said Scrooge.
"Ding dong!"
"A quarter to it," said Scrooge.
"Ding dong!"
"The hour itself," said Scrooge, triumphantly,
"and nothing else!"
He spoke before the hour bell sounded, which it now did with a deep, dull, hollow, melancholy One. Light flashed up in the room upon the instant, and the curtains of his bed were drawn.
The curtains of his bed were drawn aside, I tell you, by a hand. Not the curtains at his feet, nor the curtains at his back, but those to which his face was addressed. The curtains of his bed were drawn aside; and Scrooge, starting up into a half-recumbent attitude, found himself face to face with the unearthly visitor who drew them: as close to it as I am now to you, and I am standing in the spirit at your elbow.
It was a strange figure -- like a child: yet not so like a child as like an old man, viewed through some supernatural medium, which gave him the appearance of having receded from the view, and being diminished to a child's proportions. Its hair, which hung about its n
When Scrooge awoke, it was so dark, that looking out of bed, he could scarcely distinguish the transparent window from the opaque walls of his chamber. He was endeavouring to pierce the darkness with his ferret eyes, when the chimes of a neighbouring church struck the four quarters. So he listened for the hour.
To his great astonishment the heavy bell went on from six to seven, and from seven to eight, and regularly up to twelve; then stopped. Twelve. It was past two when he went to bed. The clock was wrong. An icicle must have got into the works. Twelve.
He touched the spring of his repeater, to correct this most preposterous clock. Its rapid little pulse beat twelve: and stopped.
"Why, it isn't possible," said Scrooge, "that I can have slept through a whole day and far into another night. It isn't possible that anything has happened to the sun, and this is twelve at noon."
The idea being an alarming one, he scrambled out of bed, and groped his way to the window. He was obliged to rub the frost off with the sleeve of his dressing-gown before he could see anything; and could see very little then. All he could make out was, that it was still very foggy and extremely cold, and that there was no noise of people running to and fro, and making a great stir, as there unquestionably would have been if night had beaten off bright day, and taken possession of the world. This was a great relief, because "three days after sight of this First of Exchange pay to Mr. Ebenezer Scrooge or his order," and so forth, would have become a mere United States' security if there were no days to count by.
Scrooge went to bed again, and thought, and thought, and thought it over and over and over, and could make nothing of it. The more he thought, the more perplexed he was; and the more he endeavored not to think, the more he thought. Marley's Ghost bothered him exceedingly. Every time he resolved within himself, after mature inquiry, that it was all a dream, his mind flew back again, like a strong spring released, to its first position, and presented the same problem to be worked all through, "Was it a dream or not?"
Scrooge lay in this state until the chimes had gone three quarters more, when he remembered, on a sudden, that the Ghost had warned him of a visitation when the bell tolled one. He resolved to lie awake until the hour was past; and, considering that he could no more go to sleep than go to Heaven, this was perhaps the wisest resolution in his power.
The quarter was so long, that he was more than once convinced he must have sunk into a doze unconsciously, and missed the clock. At length it broke upon his listening ear.
"Ding, dong!"
"A quarter past," said Scrooge, counting.
"Ding dong!"
"Half past!" said Scrooge.
"Ding dong!"
"A quarter to it," said Scrooge.
"Ding dong!"
"The hour itself," said Scrooge, triumphantly,
"and nothing else!"
He spoke before the hour bell sounded, which it now did with a deep, dull, hollow, melancholy One. Light flashed up in the room upon the instant, and the curtains of his bed were drawn.
The curtains of his bed were drawn aside, I tell you, by a hand. Not the curtains at his feet, nor the curtains at his back, but those to which his face was addressed. The curtains of his bed were drawn aside; and Scrooge, starting up into a half-recumbent attitude, found himself face to face with the unearthly visitor who drew them: as close to it as I am now to you, and I am standing in the spirit at your elbow.
It was a strange figure -- like a child: yet not so like a child as like an old man, viewed through some supernatural medium, which gave him the appearance of having receded from the view, and being diminished to a child's proportions. Its hair, which hung about its n
Став 2: Первый из трех духов
Когда Скрудж проснулся, было настолько темно, что, глядя с кровати, он едва ли мог отличить прозрачное окно от непрозрачных стен своей камеры. Он старался пронзить тьму своими хорьками глазами, когда звонит соседней церкви поразил четыре квартала. Поэтому он слушал час.
К его великому удивлению тяжелый колокол продолжался с шести до семи, и с семи до восьми, и регулярно до двенадцати; затем остановился. Двенадцать. Было два года, когда он ложился спать. Часы были неправильными. Сосулька, должно быть, вступила в работу. Двенадцать.
Он коснулся весны своего ретранслятора, чтобы исправить эти самые нелепые часы. Его быстрый маленький пульс бил двенадцать: и остановился.
«Почему, это невозможно, - сказал Скрудж, - что я мог проспаться через целый день и далеко в другую ночь. Невозможно, что что -либо случилось с солнцем, и это двенадцать в полдень».
Идея, будучи тревожной, он вырвался с постели и нащупал свой путь к окну. Он был вынужден сотеть заморозку рукавом своего заправки, прежде чем он мог что-нибудь увидеть; и мог видеть очень маленький. Все, что он мог разобрать, это то, что это все еще было очень туманным и очень холодным, и что не было шума людей, бегущих в туаком, и отлично переживал, так как, несомненно, была бы, если бы ночь избила яркий день, и завладели миром. Это было большим облегчением, потому что «через три дня после того, как она была первой заменой платы за обмен г -ном Эбенезером Скруджем или его приказом», и т. Д.
Скрудж снова ложился спать, подумал и подумал, и думал снова и снова и снова, и ничего не мог сделать из этого. Чем больше он думал, тем больше он был озадачен; И чем больше он пытался не думать, тем больше он думал. Призрак Марли беспокоил его чрезвычайно. Каждый раз, когда он решил внутри себя, после зрелого исследования, что все это была мечта, его разум снова вернулся, как сильная пружина, выпущенная, на первую позицию, и представил ту же проблему, которая будет проработана на всех Мечта или нет? "
Скрудж лежал в этом штате, пока звонки не пройдут на три четверти больше, когда он внезапно вспомнил, что призрак предупредил его о посещении, когда колокол прошел один. Он решил лечь спать, пока не прошел час; И, учитывая, что он не мог больше спать, чем попасть на небеса, это было, пожалуй, самой мудрой решением в его силе.
Квартал был настолько длинным, что он не раз убежал, что он, должно быть, погрузился в дремоту неосознанно и пропустил часы. Наконец, это сломалось после его слушания.
"Дзынь-дзынь!"
«Четверть прошлого», - сказал Скрудж, считая.
"Дзынь-дзынь!"
"Половина прошлого!" сказал Скрудж.
"Дзынь-дзынь!"
«Четверть до этого», - сказал Скрудж.
"Дзынь-дзынь!"
«Сам час», - сказал Скрудж, триумфально,
"и ничего больше!"
Он говорил до того, как прозвучал часовой колокол, что теперь он сделал с глубоким, тусклым, пустым, меланхоличным. Свет вспыхнул в комнате на мгновение, и шторы его кровати были нарисованы.
Я говорю вам шторы его кровати. Не шторы у его ног, ни шторы у его спины, а те, к которым было обращено его лицо. Занавески его кровати были отодвинуты в сторону; И Скрудж, начав в полузащитном отношении, оказался лицом к лицу с неземным посетителем, который нарисовал их: так же близко к нему, как и сейчас, и я стою в духе в вашем локте.
Это была странная фигура - как ребенок, но не такой, как ребенок, как старик, который смотрел через какую -то сверхъестественную среду, которая дала ему появление, чтобы отступить от взгляда и уменьшить пропорции ребенка. Его волосы, которые висели о его n
Когда Скрудж проснулся, было настолько темно, что, глядя с кровати, он едва ли мог отличить прозрачное окно от непрозрачных стен своей камеры. Он старался пронзить тьму своими хорьками глазами, когда звонит соседней церкви поразил четыре квартала. Поэтому он слушал час.
К его великому удивлению тяжелый колокол продолжался с шести до семи, и с семи до восьми, и регулярно до двенадцати; затем остановился. Двенадцать. Было два года, когда он ложился спать. Часы были неправильными. Сосулька, должно быть, вступила в работу. Двенадцать.
Он коснулся весны своего ретранслятора, чтобы исправить эти самые нелепые часы. Его быстрый маленький пульс бил двенадцать: и остановился.
«Почему, это невозможно, - сказал Скрудж, - что я мог проспаться через целый день и далеко в другую ночь. Невозможно, что что -либо случилось с солнцем, и это двенадцать в полдень».
Идея, будучи тревожной, он вырвался с постели и нащупал свой путь к окну. Он был вынужден сотеть заморозку рукавом своего заправки, прежде чем он мог что-нибудь увидеть; и мог видеть очень маленький. Все, что он мог разобрать, это то, что это все еще было очень туманным и очень холодным, и что не было шума людей, бегущих в туаком, и отлично переживал, так как, несомненно, была бы, если бы ночь избила яркий день, и завладели миром. Это было большим облегчением, потому что «через три дня после того, как она была первой заменой платы за обмен г -ном Эбенезером Скруджем или его приказом», и т. Д.
Скрудж снова ложился спать, подумал и подумал, и думал снова и снова и снова, и ничего не мог сделать из этого. Чем больше он думал, тем больше он был озадачен; И чем больше он пытался не думать, тем больше он думал. Призрак Марли беспокоил его чрезвычайно. Каждый раз, когда он решил внутри себя, после зрелого исследования, что все это была мечта, его разум снова вернулся, как сильная пружина, выпущенная, на первую позицию, и представил ту же проблему, которая будет проработана на всех Мечта или нет? "
Скрудж лежал в этом штате, пока звонки не пройдут на три четверти больше, когда он внезапно вспомнил, что призрак предупредил его о посещении, когда колокол прошел один. Он решил лечь спать, пока не прошел час; И, учитывая, что он не мог больше спать, чем попасть на небеса, это было, пожалуй, самой мудрой решением в его силе.
Квартал был настолько длинным, что он не раз убежал, что он, должно быть, погрузился в дремоту неосознанно и пропустил часы. Наконец, это сломалось после его слушания.
"Дзынь-дзынь!"
«Четверть прошлого», - сказал Скрудж, считая.
"Дзынь-дзынь!"
"Половина прошлого!" сказал Скрудж.
"Дзынь-дзынь!"
«Четверть до этого», - сказал Скрудж.
"Дзынь-дзынь!"
«Сам час», - сказал Скрудж, триумфально,
"и ничего больше!"
Он говорил до того, как прозвучал часовой колокол, что теперь он сделал с глубоким, тусклым, пустым, меланхоличным. Свет вспыхнул в комнате на мгновение, и шторы его кровати были нарисованы.
Я говорю вам шторы его кровати. Не шторы у его ног, ни шторы у его спины, а те, к которым было обращено его лицо. Занавески его кровати были отодвинуты в сторону; И Скрудж, начав в полузащитном отношении, оказался лицом к лицу с неземным посетителем, который нарисовал их: так же близко к нему, как и сейчас, и я стою в духе в вашем локте.
Это была странная фигура - как ребенок, но не такой, как ребенок, как старик, который смотрел через какую -то сверхъестественную среду, которая дала ему появление, чтобы отступить от взгляда и уменьшить пропорции ребенка. Его волосы, которые висели о его n
Другие песни исполнителя: