Rene - Жизнь Замечательных Вещей
текст песни
48
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Rene - Жизнь Замечательных Вещей - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
В час заката мойщики покоряли стену из стекла,
она отражала последние лучи на тротуар.
Джони законник распорядился снять красный фонарь,
но никто не мог поднять руку на старый кадиллак.
Каким бы ни был кадиллак - он должен быть чистым.
Полный багажник чёрных пакетов и канистр.
Если бы до этих лет дошла инквизиция,
то это был бы подельник праведника, а не убийцы.
Кожа пропитана дымом сигар, как старый бордель,
Опаленный изнутри соком огнеопасных цестерн.
Всё так же одержим как автор фиксовых идей
и полон силы на целый табун лошадей.
Я проходил мимо и душа рвалась в клочья,
в отличии от нас- он не одушевлён, но полон соула.
Он мало спит в эти редкие часы он видит сновидения:
её без платья на своё заднем сидении.
Эта певичка из местного клуба,
от которого не сильно веет душком, но сильным духом.
Здесь всё и все кроме нее стары, чтоб умереть молодыми,
и тянут дни в горьких напитках с едким дымом.
Он был бы рад везти её на встречу счастью
три тысячи миль до Грэйслэнда и ещё дальше.
Тело полное красоты, жизни и чести
не то, что тела в пакетах, грёбонный груз 200.
Но он может лишь подъезжать к заветным окнам,
за которыми на сцене она поразит его мир снова
...
[припев]
Они не задают лишних вопросов,
каждый делает только то, что он должен.
Знают всё, но никому не скажут больше,
чем этим любопытствующим можно.
И помни, говоря: "Они набили мне оскомину",
что это первые, кто рядом, помимо прочего.
От начала и до конца дней.
Незаметная жизнь замечательных вещей.
....
На пожелтевшей бумаге расположился нотный стан.
Как титан небо он держит массу блюзовых октав.
Как бармен одну за другой зажигал лампы над стойкой,
так ноты зажигались в раструбе саксофона.
Каким бы ни был саксофон-он должен играть,
что тяжелее с годами, как ни сложно признавать.
Звук уже не тот и металдавно окислился,
как проказа разъедает кожу, но сердце продолжает биться.
Нашёл своё пристанище в пыльном закулисье,
где за него не раз пили, желая долгой жизни.
Болото лет проглотило его историю,
последнее, что известно: он эмигрант из Европы.
Купленный любящим отцом младшему сынишке,
что увидел джазовый концерт в сетке теле эфира.
Старика меняли у всеми забытой пристани,
Как последний Больбоа, он с трудом разминал мышцы.
На этой сцене его душат тут и там перекрывая воздух,
а он с шипом продолжает петь мелодию.
Стоило жить для того, чтобы вторить её голосу
Быть за ней на втором плане-стало его главной ролью.
Он мало спит и к нему приходят сновидения:
как она учится играть в лабиринте бэкстэйджа.
Коснуться губ и пальцев, почувствовать тепло и ласку.
И ответить тем же, если бы не был холодной сталью.
Но остается только тихо подыгрывать ей
Незаметная жизнь замечательных вещей.
...
[припев]
она отражала последние лучи на тротуар.
Джони законник распорядился снять красный фонарь,
но никто не мог поднять руку на старый кадиллак.
Каким бы ни был кадиллак - он должен быть чистым.
Полный багажник чёрных пакетов и канистр.
Если бы до этих лет дошла инквизиция,
то это был бы подельник праведника, а не убийцы.
Кожа пропитана дымом сигар, как старый бордель,
Опаленный изнутри соком огнеопасных цестерн.
Всё так же одержим как автор фиксовых идей
и полон силы на целый табун лошадей.
Я проходил мимо и душа рвалась в клочья,
в отличии от нас- он не одушевлён, но полон соула.
Он мало спит в эти редкие часы он видит сновидения:
её без платья на своё заднем сидении.
Эта певичка из местного клуба,
от которого не сильно веет душком, но сильным духом.
Здесь всё и все кроме нее стары, чтоб умереть молодыми,
и тянут дни в горьких напитках с едким дымом.
Он был бы рад везти её на встречу счастью
три тысячи миль до Грэйслэнда и ещё дальше.
Тело полное красоты, жизни и чести
не то, что тела в пакетах, грёбонный груз 200.
Но он может лишь подъезжать к заветным окнам,
за которыми на сцене она поразит его мир снова
...
[припев]
Они не задают лишних вопросов,
каждый делает только то, что он должен.
Знают всё, но никому не скажут больше,
чем этим любопытствующим можно.
И помни, говоря: "Они набили мне оскомину",
что это первые, кто рядом, помимо прочего.
От начала и до конца дней.
Незаметная жизнь замечательных вещей.
....
На пожелтевшей бумаге расположился нотный стан.
Как титан небо он держит массу блюзовых октав.
Как бармен одну за другой зажигал лампы над стойкой,
так ноты зажигались в раструбе саксофона.
Каким бы ни был саксофон-он должен играть,
что тяжелее с годами, как ни сложно признавать.
Звук уже не тот и металдавно окислился,
как проказа разъедает кожу, но сердце продолжает биться.
Нашёл своё пристанище в пыльном закулисье,
где за него не раз пили, желая долгой жизни.
Болото лет проглотило его историю,
последнее, что известно: он эмигрант из Европы.
Купленный любящим отцом младшему сынишке,
что увидел джазовый концерт в сетке теле эфира.
Старика меняли у всеми забытой пристани,
Как последний Больбоа, он с трудом разминал мышцы.
На этой сцене его душат тут и там перекрывая воздух,
а он с шипом продолжает петь мелодию.
Стоило жить для того, чтобы вторить её голосу
Быть за ней на втором плане-стало его главной ролью.
Он мало спит и к нему приходят сновидения:
как она учится играть в лабиринте бэкстэйджа.
Коснуться губ и пальцев, почувствовать тепло и ласку.
И ответить тем же, если бы не был холодной сталью.
Но остается только тихо подыгрывать ей
Незаметная жизнь замечательных вещей.
...
[припев]
At an hour of sunset, the washers conquered the wall of the glass,
She reflected the last rays on the sidewalk.
Joni did the lawman ordered to remove the red lamp,
But no one could raise his hand on Old Cadillac.
Whatever Cadillac - it should be clean.
Full trunk of black bags and canisters.
If the inquisition had reached these years,
That would be an accomplice of the righteous, and not the killer.
The skin is saturated with smoke cigars, like an old boutinal,
Opired from the inside juice of flammable cesstern.
Still obsessed as the author of fixing ideas
And full of power on a whole herd of horses.
I passed by and the soul rushed into shreds,
Unlike us, it is not animated, but full of coil.
He sleeps little in these rare hours he sees a dream:
Its without dresses on his backseat.
This singer from the local club,
From which it does not make a bit, but a strong spirit.
Here everything and everything besides her older, to die young,
And stretch the days in bitter drinks with caustic smoke.
He would be happy to bring her to a meeting of happiness
Three thousand miles to Graceland and even further.
Body full of beauty, life and honor
Not that bodies in packages, grabming load 200.
But he can only approach the cherished windows,
Behind which she will hit his world on stage again
...
[chorus]
They do not ask extra questions,
Everyone makes just what it should.
Know everything, but no one will say anymore,
Than this curious you can.
And remember, saying: "They wound me asking",
What is the first who are near, among other things.
From beginning to end days.
The inconspicuous life of wonderful things.
....
On the yellowed paper is a music station.
As titanium heaven, he holds a mass of blues octave.
As a bartender one after another he lit a lamp above the rack,
So the notes were lit in the conclusion of the saxophone.
Whatever the saxophone, he must play,
What is harder over the years, no matter how difficult it is to recognize.
The sound is not the same and solidified,
How pumping corrosive skin, but the heart continues to fight.
Found his refuge in dusty stoken,
Where for him more than once drank, wanting a long life.
Swamp years swallowed his story,
Last, what is known: he is an emigrant from Europe.
Bought with a loving father younger son
What saw a jazz concert in the air grid.
The old man was changed from all forgotten pier,
Like the last Bible, he struggled muscle kneading.
On this scene, he is stuck here and overlapping the air
And he with a spike continues to sing a melody.
It was worth living in order to renew her voice
Being for her on the second plan, it became his main role.
He sleeps little and dreams come to him:
How she learns to play in Bekstage labyrinth.
Touch lips and fingers, feel warm and affection.
And answer the same if it were not cold steel.
But it remains only to play quietly
The inconspicuous life of wonderful things.
...
[chorus]
She reflected the last rays on the sidewalk.
Joni did the lawman ordered to remove the red lamp,
But no one could raise his hand on Old Cadillac.
Whatever Cadillac - it should be clean.
Full trunk of black bags and canisters.
If the inquisition had reached these years,
That would be an accomplice of the righteous, and not the killer.
The skin is saturated with smoke cigars, like an old boutinal,
Opired from the inside juice of flammable cesstern.
Still obsessed as the author of fixing ideas
And full of power on a whole herd of horses.
I passed by and the soul rushed into shreds,
Unlike us, it is not animated, but full of coil.
He sleeps little in these rare hours he sees a dream:
Its without dresses on his backseat.
This singer from the local club,
From which it does not make a bit, but a strong spirit.
Here everything and everything besides her older, to die young,
And stretch the days in bitter drinks with caustic smoke.
He would be happy to bring her to a meeting of happiness
Three thousand miles to Graceland and even further.
Body full of beauty, life and honor
Not that bodies in packages, grabming load 200.
But he can only approach the cherished windows,
Behind which she will hit his world on stage again
...
[chorus]
They do not ask extra questions,
Everyone makes just what it should.
Know everything, but no one will say anymore,
Than this curious you can.
And remember, saying: "They wound me asking",
What is the first who are near, among other things.
From beginning to end days.
The inconspicuous life of wonderful things.
....
On the yellowed paper is a music station.
As titanium heaven, he holds a mass of blues octave.
As a bartender one after another he lit a lamp above the rack,
So the notes were lit in the conclusion of the saxophone.
Whatever the saxophone, he must play,
What is harder over the years, no matter how difficult it is to recognize.
The sound is not the same and solidified,
How pumping corrosive skin, but the heart continues to fight.
Found his refuge in dusty stoken,
Where for him more than once drank, wanting a long life.
Swamp years swallowed his story,
Last, what is known: he is an emigrant from Europe.
Bought with a loving father younger son
What saw a jazz concert in the air grid.
The old man was changed from all forgotten pier,
Like the last Bible, he struggled muscle kneading.
On this scene, he is stuck here and overlapping the air
And he with a spike continues to sing a melody.
It was worth living in order to renew her voice
Being for her on the second plan, it became his main role.
He sleeps little and dreams come to him:
How she learns to play in Bekstage labyrinth.
Touch lips and fingers, feel warm and affection.
And answer the same if it were not cold steel.
But it remains only to play quietly
The inconspicuous life of wonderful things.
...
[chorus]
Другие песни исполнителя: