Щербаков Михаил - Paris encore
текст песни
30
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Щербаков Михаил - Paris encore - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
PARIS ENCORE
Потом, не завтра, нет. Зимой, зимой, не раньше.
Прозрев и устремив к былому взгляд и разум,
в былом найдёшь ты ад. Конечно, ад. Не рай же.
Глубин тщеты коснёшься ты и разумом и глазом.
Но тем верней метнёшься к ней, в ущерб всему и разом.
Начнёшь, забыв комфорт, разъяв капкан престижа,
блуждать среди теней во временах богемных.
В дымах и облаках, на чердаках Парижа,
в чумных пирах, в иных мирах - подлунных и подземных.
И вместе с тем - меж серых стен, больничных и тюремных.
Уйдёшь, уйдёшь к теням, в аррондисман вчерашний,
к дверям, что всё скрипят (никто никак не смажет).
Они не на замке, за ними зверь домашний.
Качнётся дверь, очнётся зверь, но ничего не скажет.
Хвостом вильнёт, потом зевнёт. И спать опять заляжет.
Входи, однако знай: нельзя войти в те воды,
в каких уже тонул. Река течёт исправно.
Темна страна теней. Оттуда жди невзгоды.
Оттуда звук - уже испуг, а если знак - подавно.
А если блик - то лишь на миг, неясно и неявно.
Сверкнёт былой хрусталь, и звон его хвалёный
на миг вернёт тебе пиры, костры, гаремы.
Камзол блеснёт златой... мелькнёт берет зелёный...
И - снова тьма. Зима, зима. И никакой богемы.
Вот и ответ. Её ведь нет. И значит, нет проблемы.
А в том, что пуст архив и каталог бессвязен,
Париж не виноват. Уж он давно не рядом.
Давно не помнишь ты, как он спесив и грязен.
Но помнишь ты - мосты, мосты... В саду фонтан с каскадом.
И постамент... и монумент, воздевший длань над садом.
Пред ним, облюбовав одну из трёх ступенек,
стоят седой старик и мальчик-воробейчик.
Слепых не щуря глаз, поют они для денег.
У старика гармоника, у мальчика бубенчик.
Пять первых нот - и вот он, вот - мотивчик тот... рефренчик.
А ты уже не слеп. Уже ты сам из тех, кто платит.
Скучай хоть вечер весь в бистро, один среди стекла и пробок.
Анкор, опять анкор. Третий стакан... шестой, седьмой, восьмой... хватит.
Не хочет твой близнец былой ни устриц, ни похлёбок.
(Он - тень в толпе, но с ним тебе всё так и жить бок о бок.)
...Гарсон возник из тьмы. Принёс ещё спиртного.
Спросил, подать ли счёт. И отошёл, не понят.
А те слепые два - то замолчат, то снова:
«la boheme... la boheme...» А дальше слов не помнят.
2004
Потом, не завтра, нет. Зимой, зимой, не раньше.
Прозрев и устремив к былому взгляд и разум,
в былом найдёшь ты ад. Конечно, ад. Не рай же.
Глубин тщеты коснёшься ты и разумом и глазом.
Но тем верней метнёшься к ней, в ущерб всему и разом.
Начнёшь, забыв комфорт, разъяв капкан престижа,
блуждать среди теней во временах богемных.
В дымах и облаках, на чердаках Парижа,
в чумных пирах, в иных мирах - подлунных и подземных.
И вместе с тем - меж серых стен, больничных и тюремных.
Уйдёшь, уйдёшь к теням, в аррондисман вчерашний,
к дверям, что всё скрипят (никто никак не смажет).
Они не на замке, за ними зверь домашний.
Качнётся дверь, очнётся зверь, но ничего не скажет.
Хвостом вильнёт, потом зевнёт. И спать опять заляжет.
Входи, однако знай: нельзя войти в те воды,
в каких уже тонул. Река течёт исправно.
Темна страна теней. Оттуда жди невзгоды.
Оттуда звук - уже испуг, а если знак - подавно.
А если блик - то лишь на миг, неясно и неявно.
Сверкнёт былой хрусталь, и звон его хвалёный
на миг вернёт тебе пиры, костры, гаремы.
Камзол блеснёт златой... мелькнёт берет зелёный...
И - снова тьма. Зима, зима. И никакой богемы.
Вот и ответ. Её ведь нет. И значит, нет проблемы.
А в том, что пуст архив и каталог бессвязен,
Париж не виноват. Уж он давно не рядом.
Давно не помнишь ты, как он спесив и грязен.
Но помнишь ты - мосты, мосты... В саду фонтан с каскадом.
И постамент... и монумент, воздевший длань над садом.
Пред ним, облюбовав одну из трёх ступенек,
стоят седой старик и мальчик-воробейчик.
Слепых не щуря глаз, поют они для денег.
У старика гармоника, у мальчика бубенчик.
Пять первых нот - и вот он, вот - мотивчик тот... рефренчик.
А ты уже не слеп. Уже ты сам из тех, кто платит.
Скучай хоть вечер весь в бистро, один среди стекла и пробок.
Анкор, опять анкор. Третий стакан... шестой, седьмой, восьмой... хватит.
Не хочет твой близнец былой ни устриц, ни похлёбок.
(Он - тень в толпе, но с ним тебе всё так и жить бок о бок.)
...Гарсон возник из тьмы. Принёс ещё спиртного.
Спросил, подать ли счёт. И отошёл, не понят.
А те слепые два - то замолчат, то снова:
«la boheme... la boheme...» А дальше слов не помнят.
2004
Paris Encore
Then, not tomorrow, no. In winter, in winter, not earlier.
Having caught and directed to the past look and mind,
You will find hell in the past. Of course, hell. Not paradise.
The depths of vague will touch you with both mind and eye.
But all the more faithful to her, to the detriment of everything and at once.
You will start, forgetting comfort by losing a trap of prestige,
Wandering among the shadows in time of bohemian.
In smokes and clouds, in the attics of Paris,
In plague feasts, in other worlds - subwine and underground.
And at the same time - between the gray walls, hospital and prison.
You will leave, go to the shadows, in Arrondisman yesterday,
To the door that everything creaks (no one will lubricate).
They are not on the castle, followed by a homemade beast.
The door will swing, the beast will wake up, but he will not say anything.
The tail will wag, then yawns. And to sleep again.
Come in, however, know: you cannot enter those waters,
In which I was already drowning. The river flows regularly.
Dark country of shadows. From there, expect hardships.
From there, the sound is already fright, and if the sign is even more.
And if the glare is only for a moment, unclear and implicitly.
The former crystal will sparkle, and his ringing is praised
For a moment will return you feasts, bonfires, harems.
The camisole flashes golden ... it flashes the green ...
And - again darkness. Winter, winter. And no bohemia.
Here is the answer. She is not. And that means there is no problem.
And the fact that the archive and the catalog is incoherent,
Paris is not to blame. He is not nearby for a long time.
For a long time you do not remember how he is wearing and dirty.
But you remember - bridges, bridges ... In the garden, a fountain with a cascade.
And the pedestal ... and the monument to the hand over the garden.
Before him, having chosen one of the three steps,
There are a gray-haired old man and a warrior boy.
The blind is not a squint of the eyes, they sing for money.
The old man has a harmonic, the boy has a bell.
The first five notes - and here he is, here - the motive is ... refrain.
And you are no longer blind. You are already one of those who pay.
Blooming at least the evening all in the bistro, one among the glass and traffic jams.
Ankor, again Anchor. The third glass ... sixth, seventh, eighth ... enough.
Your twin of the former neither oysters nor a stew does not want.
(He is a shadow in the crowd, but with him you will live on the side of the side.)
... Garson arose from darkness. He brought another alcohol.
He asked if to file an account. And he stepped away, not understood.
And those blind two will be silent, then again:
“La boheme ... la boheme ...” And they don’t remember the words.
2004
Then, not tomorrow, no. In winter, in winter, not earlier.
Having caught and directed to the past look and mind,
You will find hell in the past. Of course, hell. Not paradise.
The depths of vague will touch you with both mind and eye.
But all the more faithful to her, to the detriment of everything and at once.
You will start, forgetting comfort by losing a trap of prestige,
Wandering among the shadows in time of bohemian.
In smokes and clouds, in the attics of Paris,
In plague feasts, in other worlds - subwine and underground.
And at the same time - between the gray walls, hospital and prison.
You will leave, go to the shadows, in Arrondisman yesterday,
To the door that everything creaks (no one will lubricate).
They are not on the castle, followed by a homemade beast.
The door will swing, the beast will wake up, but he will not say anything.
The tail will wag, then yawns. And to sleep again.
Come in, however, know: you cannot enter those waters,
In which I was already drowning. The river flows regularly.
Dark country of shadows. From there, expect hardships.
From there, the sound is already fright, and if the sign is even more.
And if the glare is only for a moment, unclear and implicitly.
The former crystal will sparkle, and his ringing is praised
For a moment will return you feasts, bonfires, harems.
The camisole flashes golden ... it flashes the green ...
And - again darkness. Winter, winter. And no bohemia.
Here is the answer. She is not. And that means there is no problem.
And the fact that the archive and the catalog is incoherent,
Paris is not to blame. He is not nearby for a long time.
For a long time you do not remember how he is wearing and dirty.
But you remember - bridges, bridges ... In the garden, a fountain with a cascade.
And the pedestal ... and the monument to the hand over the garden.
Before him, having chosen one of the three steps,
There are a gray-haired old man and a warrior boy.
The blind is not a squint of the eyes, they sing for money.
The old man has a harmonic, the boy has a bell.
The first five notes - and here he is, here - the motive is ... refrain.
And you are no longer blind. You are already one of those who pay.
Blooming at least the evening all in the bistro, one among the glass and traffic jams.
Ankor, again Anchor. The third glass ... sixth, seventh, eighth ... enough.
Your twin of the former neither oysters nor a stew does not want.
(He is a shadow in the crowd, but with him you will live on the side of the side.)
... Garson arose from darkness. He brought another alcohol.
He asked if to file an account. And he stepped away, not understood.
And those blind two will be silent, then again:
“La boheme ... la boheme ...” And they don’t remember the words.
2004
Другие песни исполнителя: